К 90-летию со дня рождения К.И. Сатпаева «Белые пятна» в биографии академика
Прошло более четверти века со дня кончины Каныша Имантаевича. Уже отмечаем третий его юбилей (я имею в виду его 70, 80 и нынешнее 90-летие со дня рождения), но до сих пор нет наследия Каныша Сатпаева, а их - неопубликованных трудов, по моим данным более пятисот!.. Нет и пока не предвидится издания полной научной биографии. Наиболее ценным считается биография, опубликованная в первом томе собрания избранных трудов, но и та дается очень сжато, отражает лишь главные вехи жизненного пути академика. Автор этих строк многократно изучая ее, поставил на полях десятки вопросов. Некоторые из них хочу предложить читателям газеты.
Вот скажем вопрос о грамотности казахов в дореволюционных аулах. В книгах, научных статьях, даже в политических докладах сообщается, что среди казахов число грамотных достигало лишь двух процентов. Между тем, К. Сатпаев в одном из неопубликованных трудов считает, что эта цифра достигала 7-8 процентов, а профессор Т. Какишев в журнале «Жулдыз» №11 за 1988 год указывая на перепись 1897 года приводит точные данные - 8,1 процента.
В документальной повести «Сокровище медного купола» известный писатель А. Брагин пишет об отце Каныша Имантаевича следующее: «Имантай мог читать и писать только по-арабски, как смолоду его научил бродячий мулла - заезжий чалмоносец из Бухары. Дальше альпе-арабской азбуки и нескольких сур корана и его толкований Ймантай не пошел..» («Жазуши», 1970, стр. 8). Между тем академик А. X. Маргулан, хорошо знавший и неоднократно беседовавший с Имантаем Сатпаевым, в журнале «Казақстан мектеби» (№ 4, 1969) приводит весьма занимательные и ценные сведения и заключает свои воспоминания следующими словами: «Беседовать с Имеке было всегда интересно. Молодой человек чувствовал себя как будто бы студентом, державшим экзамен перед строгим профессором...»
Имантай был близко знаком с Чоканом Валихановым, в начале 60-х годов ХIХ века провел целых три года в Омске, учась в медресе Абдрахмана, сносно знал арабский, шагатайский. персидский языки, всю жизнь собирал стихи своего знаменитого предка Бухар жырау Калкаманулы, составил летопись рода Каржас. Был в дружественных отношениях с Н. Г. Потаниным, И. Н. Березиным, Н. Ф. Костылецким. Именно под его влиянием и благодаря его наставлениям все младшие родичи-братья и собственные дети - с детства были знакомы с наследием Навои, Хафиза, Омара Хайяма, Физули. Руми. И, конечно, воспитанники Имантая хорошо знали и ценили фольклор, песни родного народа, стихи Бухар жырау, Абая... Недаром среди них немало просвещенных деятелей, оставивших заметный след в казахской культуре. Назову несколько имен: Абикей Зеитович Сатпаев, один из образованных людей дореволюционной казахской интеллигенции, преподаватель русского языка и литературы, окончивший еще до 1910 года Семипалатинскую учительскую семинарию (не Омскую, как ошибочно пишут некоторые исследователи) и посвятивший жизнь просвещению своего народа; Абдикарим (Карим Джаминович Сатпаев) - тоже педагог по образованию, виртуоз-скрипач; Абсалям, Магаз Сатпаевы; и, наконец, родной брат Қаныша Имантаевича Габдулгазиз... Все они были старше Каныша Имантаевича, были образованы по мусульманским и по русским книгам, все они обучались в школах намного раньше его, и, конечно, служили добрым примером для будущего ученого.
Как видим, Каныш Имантаевич фактически является третьим поколением из аула Сатпаевых, образованных по-русски. К чему я привел эти факты? Разумеется, не только для того, чтобы опровергнуть надуманность утверждения коллеги по перу А. Брагина... Нет, конечно. Скорее, здесь он не виновен, просто находился в плену глубоко ошибочного убеждения, что прошлое у казахов - это только темнота и невежество... Так вот, мне хочется спросить в первую очередь наших историков: почему мы должны все время охаивать свое прошлое, неужели у нас не было до революции светлого и доброго? Приведенные выше факты говорят об обратном, А таких аулов, как аул Сатпаевых, Кунанбаевых, или аул всегда нами ругаемого клана Чормановых, было немало. И немало делали грамотные жители этих аулов для просвещения своего народа.
Думаю, пора уточнить вопрос о состоянии грамотности до революции, а от этого, наверняка, не убавятся заслуги Советской власти в послереволюционные годы. Не замалчивать и не игнорировать роль и влияние родного аула и раннего окружения Сатпаева в возмужании и становлении будущего академика.
Второй вопрос - об учебнике алгебры. Дело в том, что с 1919 по 1924 годы Каныш Имантаевич, тогда еще студент Томского технологического института, написал «Учебник алгебры для казахских школ второй ступени». В личном архиве академика хранится два варианта рукописи алгебры - это труд объемом около трех тысяч страниц. Первая написана рукой автора арабским алфавитом, переписанная с оригинала копия — латинскими буквами, почерк чужой, но четкий, на последней 1642-й странице рукой Каныша Имантаевича приписка: «Рукопись проверена автором, исправления, внесенные черными и красными чернилами, считать правильными», и поставлена дата —6 марта 1928 года.
Рукопись алгебры была рассмотрена 11 октября 1923 года научным советом Академцентра, находившимся тогда в Оренбурге, и с небольшими, легко исправимыми замечаниями одобрена для издания. Нам известно, что книга не была издана по непонятной причине.
Мне довелось немного соприкоснуться с рукописью первой алгебры. Признаюсь я не специалист в этой области, но немногие мои познания в математике, позволяют выделить некоторые особенности самого первого научного труда будущего академика.
Первая особенность заключена в самом названии учебника - алгебра. Для примера вспомним, как назывались подобные учебники в то время: «Пишиндемо («Геометрия»), «Баяншы» (учебная методика), «Кираат китабы» («Хрестоматия»), «Жан жуйеси» («Психология»)... Словом, в то время преобладала тяга к переводу всех дисциплин и наук в ущерб точности, даже смыслу. А двадцатидвухлетний студент Каныш Сатпаев не позволяет себе таких вольностей... К слову замечу, что его учебник - не точный перевод «Алгебры» А. П. Киселева...
Вторая особенность рукописи состоит в том, что все алгебраические задачи были изображены через латинские буквы - у, х, 'а, в,... и т д. Правда, Академцентр впоследствии заставил автора заменить эту символику на арабские буквы. Однако автор учебника в предисловии приводит свои доводы: «Латинские буквы приняты во всех учебниках мира, они являются международным языком математиков, потому одинаково понятны всем народам без перевода. И если мы не хотим отставать от всеобщего движения народной мысли, без промедления должны перейти к латинским обозначениям». Но как известно из нашей истории, только в начале 30-х годов мы перешли к этим символическим обозначениям. Таким образом, получается, что молодой Сатпаев опережал в этом вопросе своих старших коллег почти на десять лет...
В качестве третьей особенности можно указать, что в конце рукописи Каныш Имантаевич приводит 220 математических терминов впервые употребленных им в учебнике алгебры.
Для чего я подробно рассказал об этом забытом труде Каныша Имантаевича? Ни в одной из его научных биографии, ни в статьях ни в трудах, даже в солидной академической библиографии. изданной в Москве в 1982 году, не указывается об учебнике алгебры. А между тем, это самый первый научный труд молодого Сатпаева, притом отнюдь не любительский. Это начало нашей математической мысли.
Третье, вопрос об «Едиге» и его первом издателе..
В автобиографических записях Каныш Имантаевич указывает, что «Сказание об Едиге» он переписал в студенческие годы из рукописных фондов библиотеки Томского университета. Как известно, он издал «Едиге» в 1927 году, сопроводив собственным представлением...
В пятидесятые годы ЦК ВКП (б) принял специальное постановление о «реакционной сущности» башкирского и татарского варианта «Сказание об Едиге»... Началась компания травли и гонения первоиздателей, исследователей и переводчиков на русский язык этого народного эпоса. В Казахстане тоже видимо решили проявить бдительность, стали вспоминать популяризаторов эпоса, причем не только одного «Едиге»... Вот что читаем во втором пункте постановления закрытого бюро ЦК КП(б) Казахстана от 23 ноября 1951 года, где было рассмотрено персональное дело коммуниста К. И. Сатпаева: «... Неосуждение после 1945 года ошибочного выпуска в 1927 году под его редакцией и с предисловием фольклорного «Сказания об Едиге»..
Через четыре года это постановление бюро было отменено как ошибочное. Были сняты с имени Сатпаева все обвинения... Но с тех пор исследователи, биографы, составители трудов академика Сатпаева стали умалчивать факт издания им «Сказания об Едиге». Думаю, пора и в этом вопросе восстановить истину, также вернуть народу этот эпос, конечно, с предисловием первого его издателя, разумеется, с новыми комментариями,..
Четвертое, вопрос о трех проектах медного гиганта.
2 августа 1929 года было принято постановление Совета труда и обороны СССР о значительном выделении средств для увеличения производства цветных металлов. Именно с этого решения началось строительство нынешнего свинцового гиганта в Чимкенте. А вот со строительством большого медного завода в Центральном Казахстане вышел спор.
Известно, что в том же году началось проектирование центрально-казахстанского медного завода на берегу реки Нуры вблизи Караганды. Но против этого строительства выступили два геолога. Первым был известный М. П. Русаков, за год до этого открывший Коунрадское месторождение медно-молибденовских руд. Он предлагал построить новый завод на берегу Балхаша. ВСНХ СССР уже склонялся принять это предложение, поскольку запасы Коунрада, как обещал Русаков, исчислялись миллиардом пудов меди. И завод, конечно, проектировался на уровне мировых гигантов. Однако осенью того же года в ВСНХ СССР, а затсм в Госплан СССР поступило еще одно предложение, где предлагалось построить медеплавильный гигант только в Джезказгане. Это предложение исходило от геолога Сатпаева. Каныш Имантаевич в то время работал в Карсакпае, заведовал небольшим геологическим отделом (всего два геолога в штате) маленького медеплавильного комбината. Кстати, инициативу инженера Сатпаева активно поддерживал Совнарком Казахской АССР.
Словом, ВСНХ СССР поручил высказать свое мнение по этим трем предложениям крупным специалистам в области геологии. Один из них - главный научный консультант Геолкома профессор В. К. Котульский, открыватель несметных богатств Алтая, еще до революции в своих исследованиях назвавший этот регион крылатыми словами, ныне известным всем нам Рудным Алтаем. В Джезказган выезжали геологи Яговкин, Симонов, Тиме - все знаменитые эксперты...
Не будем пересказывать доводы и контрдоводы всех сторон, высказанные на заседаниях, проходивших в горно-металлургическом секторе ВСНХ, а затем в отделах Госплана СССР. Эксперты дружно отвергли идею Большого Джезказгана - фактически совершенно новую концепцию молодого, в ту пору еще неизвестного геолога Сатпаева, заявлявшего о громадных запасах отличной медной руды. Предпочтение было отдано Коунраду. И на карте Казахстана появился город Балхаш со своим заводом-гигантом...
В этой связи сегодня интересно вспомнить свидетельство участника этих баталий академика Русакова, правда, высказанное с опозданием на целых двадцать лет, точнее, в 1949 году в «Известиях АН Каз. ССР» за № 4. Вот его воспоминания: «Не могу забыть, как... Каныш Имантаевич тогда сказал мне: «Я очень ценю и принимаю такие твои крупнейшие достижения, как Коунрад, Алмалык и прочие, но поверь мне, Михаил Петрович, наш геологический отдел в Джезказгане сделает здесь несколько Коунрадов. Я в этом болъше чем уверен!» Такова была сила научной интуиции и здорового оптимизма у молодого Каныша Имантаевнча, которому тогда едва перевалило за тридцать лет..»
В документальной книге «Сатпаев» я привожу также и признание геолога Яговкина, высказанное в 1935 году, накануне смерти, что он глубоко ошибался в определении перспективных запасов Джезказгана, и тем самым это привело к более позднему освоению крупнейшей мировой провинции меди.
Сегодня интересно читать эти признания крупнейших специалистов того времени, однако и больно! Ведь не ошибись тогда эксперты, скажем, профессор Котульский, оценивший запасы Джезказгана как мизерные, думается, что у нас сегодня, не было бы большой беды, связанной с судьбой озера Балхаш. А ведь тысячелетнюю экологию этого единственного крупного водоема в Центральном Казахстане мы стали разрушать именно тогда, когда шестьдесят лет тому назад приняли правительственное решение о строительстве на его диком берегу крупнейшего завода.
Скажу, что и предсказанный ранее миллиард пудов меди Коунрада тоже превратился в пшик. Уже в годы войны к Балхашу стали подвозить богатую джезказганскую руду, а затем с середины пятидесятых годов Коунрад вовсе оказался выработанным. И с тех пор балхашский завод работает на голодном пайке — к нему подвозят руду отовсюду а это отрицательно отражается на себестоимости выплавляемого металла.
Почему я вытащил на свет эту почти забытую историю? Потому, что в биографиях Каныша Имантаевича об этом не упоминается. Не знаю причин, но лично я считаю, что нам все-таки надо писать об этом. Ради восстановления истины. Ради того, чтобы избежать таких ошибок в будущем, В доводах тогда неизвестного инженера Сатпаева, приведенных в его записках в высшие органы по этому поводу (напомню, речь идет о 1929 г.), разве не слышны отголоски нашего сегодняшнего крика души в защиту Балхаша? Эта история по своему значению поучительна.
И последнее, вопрос о 1951 - 1952 годах...
Свою концепцию в разгадке сложной истории тех лет я описал в книге «Сатпаев». Она, думаю, читателю известна. Скажу лишь, что в новое издание книги я включил более подробные сведения, привожу новые документы, свидетельства соучастников. Однако остается невыясненным участие и роль многих деятелей науки и государства в той злополучной кампании. Может быть, нам вовсе не стоит сейчас копаться в этих событиях?... Но считаю, что в ближайшем будущем ради восстановления истины надо без сокращения и редактирования опубликовать четыре письма К. И. Сатпаева, а именно - И. В. Сталину (55 стр.), Г. М. Маленкову (5 стр.), Ю. А. Жданову (8 стр.) и Ж. III. Шаяхметову (12 стр.), написанные в эти годы. Для чего нужно это? Дело в том, что в этих письмах Каныш Имантаевич защищает не только себя от необоснованных и надуманных обвинений, но и всех ученых, репрессированных или лишенных в то время любимой работы. Хочу подчеркнуть, что ни в одном из этих писем не ставится вопрос о восстановлении на президентском посту. Но в этих письмах есть точка зрения настоящего коммуниста, человека, мыслящего по-государственному, масштабно и волнующегося за судьбу родной науки и ее талантливых представителей. Словом, и здесь видна исполнительская натура большого ученого, борющегося за великую справедливость с верой в победу дела партии.
Медеу САРСЕКЕЕВ, член Союза писателей СССР. г. Семипалатинск.
Сарсекеев М. «Белые пятна» в биографии академика: К 90-летию со дня рождения К.И. Сатпаева // Иртыш. - 1989. - 28 марта. – с.3