Рус|Қаз

К 100-летию со дня рождения Толеу Кобдикова Песнь, что расплескалась вокруг

В этом году исполняется 100 лет со дня рождения народного акына Казахской ССР, нашего славного земляка, уроженца Чубартауского района, известного поэта Толеу Кобдикова.

Секретариат правления Союза писателей республики и бюро Семипалатинского обкома КП Казахстана приняли решение провести юбилей поэта летом нынешнего года на родине акына. В Чарске, где поэт провел последние годы жизни, его именем будет названа улица. Издательство «Жазушы» готовит сборник избранных стихов Т.Кобдикова.

Сегодня мы предлагаем очерк писателя М.Сарсекеева о жизни Толеу Кобдикова, написанный по просьбе «Иртыша».

Мать Толеу Кобдикова звали Куандык. Вот ее словесный портрет, написанный великим Мухтаром Ауэзовым в эпопее «Путь Абая» (часть 1, глава «В вышине»). «...Чаепитие кончилось. Около юрты кололи барана. Соседи, пришедшие вместе с гостями, разошлись. Девушки, окружавшие Карашаш, после чая тоже ушли. Осталась только одна – высокая, стройная и статная, с привлекательными чертами лица. Своими тонко очерченными черными бровями она напоминала Абаю Тогжан. Чуть удивленные темные глаза девушки светились умом. Когда она смеялась, вся юрта наполнялась лучами ее сияющего взгляда. Ее благородного овала лицо алело нежным румянцем. Прямой нос и открытый лоб сразу выдавали в ней дочь Кадырбая.»

Цель и задачи нашего повествования требуют дать одно существенное уточнение к данному эпизоду эпопеи. Отца красавицы Куандык действительности звали не Кадырбаем: он создан воображением великого писателя, но, как говорят знатоки очень похож на своего прототипа, т.е. на самого акына Сабырбая – сына известного акына степи и знатного бия Актайлака.

В одном из стихотворений Толеу Кобдиков с гордостью заявляет: «На семь поколений уходит песнетворчество мое...» не ради рифм сказано это. И не ради красноречия. Это, во – первых, факт достоверный; во – вторых, существенный для нашего рассказа. И не случайно Ауэзов вводит этих известных людей в мир молодого Абая. Не случайно так подробно описан их аул, жизнь и быт, нравы и традиции. Вот несколько отрывков из этой главы.

«Кадырбай задумался и потом ответил гостю (молодому Абаю) стихами:
Счастья изменчив круг,
Жизнь – что в бурю тростник.
Смертен подлунный мир
Сад, что расцвел вокруг.
Осенью свял, поник...
Также бессилен ты, -
Блекнет твой лик, как цветы..
Он говорил о вечном круговороте жизни».
Только теперь вполне расскрылась перед Абаем душа старого акына.

В ранней юности одним из любимых акынов Абая был Барлас, потом он узнал Шоже. Видел и слышал Балтаакына. Сейчас, после долгой беседы, он сравнивал с ними, Кадырбая. Седой акын, проницательный, чуткий, полный глубоких мыслей, широко смотревший на жизнь, походил на них, хотя и отличался чем-то своим. Но в самом главном, в самом сокровенном – они сходились, и все они казались ему вершинами в цепи гор, тянущейся из смутной дали веков.

Душевная красота старика покорила Абая. Он полюбил его, как родного отца. Но это был отец, не похожий на других. Он не станет учить: «Паси скот, оберегай его! Наживайся! Расти мое потомство, будь чужим для других!» Он – отец всего разумного. Свет и благо – вот его путь и завет!».

Нельзя было не полюбить красавицу Куандык, красавицу не только лицом и статью, но и душой. К тому же она была замечательной певицей и прирожденной поэтессой.

«...Весь вечер Абай и Куандык провели вместе. Они долго состязались в пении и стихах. Первый айтыс затеяла сама Куандык, вызвав своей песней Абая. Тот не привык к состязаниям, и так как импровизировал он медленно, подбирая каждое слово, то сначала старался взять самим напевом. Многие сложные напевы здесь были еще неизвестны – Абай собирал их и пел с большим подъемом. Этим ему удавалось брать верх над Куандык.

Так прошло их первое состязание. В следующий раз Куандык перешла с песни на терме. Абай знал только один терме – стремительный, как рысистый бег. Он перешел на него и начал импровизировать быстро, как Куандык. Теперь он чувствовал себя уверенней, слова рождались сами. Айтыс увлек его: он почуствовал необычайный прилив сил, почти вдохновение. Девушка и джигит словно подзадоривали друг друга и попеременно брали верх один над другим.

Глаза Куандык смеялись, щеки горели она наслаждалась этой борьбой с джигитом. В своем айтысе они расточали шуточные похвалы, обращаясь к друг другу как к избраннику сердца. Абай иногда даже вставлял слова: «любовь», «возлюбленная». Куандык отвечала сдержаннее: «почтенный гость, достойный уважения джигит, приветствуют твое посещение. Прекрасен род твой, прекрасен ты сам, избранный, одаренный, но взаимное уважение – вот чувство, достойное нас обоих».

Неписанным законом степи угодно было невинным этим созданиям природы встретиться однажды и полюбить друг друга, но только не соединиться навечно. Так повествует Ауэзов. Об этом же говорит и народная молва.

Жизненные пути разошлись. Абай, получив, благословение старого акына в мир поэзии, уехал в свой аул, а Куандык вышла замуж за человека, за которого была посватана много лет назад. Мужа ее звали Копжер, он был видным и уважаемым человеком рода керей. С ним считались и другие аулы.

Благодарная и умная от природы, Куандык, выйдя замуж, не стала забитой женщиной старого аула. Она была свободна во взглядах, говорила вслух все, о чем думала, и самое главное, не отказалась от поэзии. Она знала множество стихов и песен, и сама сочиняла немало. Любовь к поэзии она передала своим детям.

В 1874 году, в марте, родился ее первенец – Толеу. Затем Мукаш. Затем и другие. Достоверно со слов самого Толеу, что все дети Копжера от природы были наделены поэтическим даром, все они сначала у родного очага, а затем на людях состязались в стихосложении. В почете была импровизация, а не сочинительство на бумаге. Этот вид состязаний они презирали.

Сохранилась в народе сочиненная членами этой славной семьи импровизация в шесть строк. 1905 – 1906 годах молодого Толеу избирают «аульнаем» (старшина одного или нескольких аулов, назначаемый волостным управителем). К этому времени он выделялся среди своих сверстников веселым нравом и уже был признан как поэт. Может тому виной беспечность, присущая поэтам, или нежелание выполнять такого рода казенные дела, но факт остается фактом: он однажды потерял сумку аульная, где были все его служебные дела. Дело нешуточное. И Толеу ищет ее в доме, не говоря о потере роется во всех уголках. Говорят, заметив его растерянность и желая захватить врасплох старшего брата, Мукаш симпровизировал тут же:

Здравствуй, мой аульнай
Где же твой, «шорнабай».
Услышав это мать мимоходом добавляет от себя:
И тебе доверили такое дело.
Беспечный мой шалопай?!
Молодого джигита это взорвало.
Мало того, что никто не помогает искать.
Еще и высмеивают! И он, обернувшись, тут же отвечает им:

Мне отвечать перед судом.
Не лучше ль вам помалкивать?

Конечно, это не лучший образец устной поэзии, да и перевод мой непоэтичен, а только лишь передача дословного смысла строк. Но этот пример показывает нам, в какой среде родился и формировался будущий акын.

С ранних лет он был научен грамоте. Это позволяло ему знакомится с лучшими образцами восточной поэзии. Прочитанное запоминал он надолго. Но больше всего он любил слушать прекрасные жыры акынов. Однажды услышанное он запоминал на всю жизнь. Таково было его природное дарование, да и любовь к поэзии, привитая с молоком матери, и традиции родного аула, тяга его обитателей к стихосложению еще лучше содействовали формированию молодого таланта.

К девяти годам он уже упражнялся в рифме. К тридцати годам его признали поэтом. С 15 – 16 лет родители начали брать его с собой в дальние поездки. Особенно старалась в этом его мать. Надо было расширить мир молодого поэта, ему уже тесен маленький аул, однообразные откочевки. Ему уже мало слушать приезжих поэтов, жырау, певцов. Он уже освоил и знает наизусть все, что знала Куандык. Чуткая и поэтичная мать давно догадалась об этом, ей хочется во всей полноте раскрыть поэтический талант своего сына. Жесткие традиции старого казахского аула не позволяли ей в молодости свободно жить в мире поэзии и слов. Почему же не наверстать упущенного ею родному и любимому сыну? Обязательно, и только лишь «через него». Но как? Где и у какого поэта учиться ему? У кого перенять поэтическую школу?..

Она вспоминает свою молодость, чистую любовь к молодому Абаю. Он сейчас прославлен, в его ауле всегда в почете поэзия, меткое слово. Он всегда окружен молодыми поэтами, лучшими певцами. Абай приезжал в ее аул, к отцу. И отец ее, знаменитый Сарыбай, благословил молодого Абая в этот путь. Почему же Толеу не поехать теперь к самому большому акыну из всех акынов?

Да, он поедет. Только не один, а с матерью. Ведь они расстались друзьями. И эту дружбу они пронесли через многие годы. Теперь это надо передать детям...

В музее Абая хранится воспоминание Толеу Кобдикова, записанное членом – корреспондентом Академии наук Казахской ССР, доктором филологических наук Е.Исмаиловым. вот некоторые отрывки мемуарного документа.

«В самые ранние годы я видел Абая много раз. Каждый раз, приезжая в аул поэта, мать брала меня с собой, но немногое запомнил я из этих встреч, потому что был очень мал. Лучше расскажу о более поздних четырех встречах, которые я помню очень хорошо», - начинает он свой рассказ.

Первый рассказ поэта относится к 1896 году. Он подробно излагает эту встречу и беседу с великим поэтом. Но для нашего повествования примечательна вторая встреча молодого поэта с Абаем, происшедшая спустя два года после первой: «Я и два моих младших брата, еще несколько спутников с матерью нашей ехали в ее родной аул. Путь лежал через зимовку Абая. Нас встречали в ауле Абая приветливо, он с матерью моей обнялись, по старинному обычаю. Как говорили потом, поэт не всех гостей встречал так радушно. Гостей разместили по домам, а нас – трех братьев и мать – Абай пригласил к себе.

С матерью он разговаривал долго, они много спорили и шутили. Я замечал про себя, что мать была с ним на ты, высказывалась открыто, я бы сказал, даже слишком смело. В то время это было не очень то удобно, да еще в ауле Кунанбая. Но мы свидетели того, что Абай уважал нашу мать. Постепенно разговор перешел к стихам. «На старшего сына большие надежды возлагаю. Может быть, доверишь ему свои новые стихи? – спросила вдруг мать поэта. Абай, передавая мне толстую кожаную тетрадь, как сегодня помню, проговорил: «Поймешь ли?». Я до этой встречи наизусть знал много, почти все из ранних стихов Абая. Таков был наказ матери. Потому слова поэта меня немного покоробили. Но дело сделано. Стихи в моих руках. Я ушел в гостиную, читал всю ночь и еще утром. И действительно, вначале трудно было понять. Это мы сейчас привыкли к стихам великого поэта, и сами стараемся так писать. Нет привычного строя рифм, нет дежурных фраз, характерных для фольклорной поэзии. Каждая строка – образ, нет ни одного лишнего слова, все подчинено одной цели. Постепенно кожаная тетрадь всецело поглотила меня. Некоторые стихи я выучил сразу. Но были такие, которые не поддавались с первого чтения, их я переписал»...

Пройдет много - много лет. Поэзия Абая станет достоянием всех. И все поэты его народа будут учиться слагать стихи по примеру великого акына, по его нововведениям в казахской поэзии. А каким станет поэтическое мастерство Толеу Кобдикова, перенявшего золотое наследие прямо из рук великого поэта и росшего с малых лет под благотворным влиянием его классической поэзии?

Не будем приводить доказательных примеров из его произведений, тем более, что это подсилу разве что очень опытному русскому переводчику – поэту. Ограничимся только лишь свидетельством Мухтара Ауэзова, который писал: «Отличие Толеу от других старых поэтов в том, что он стихи слагает и письменно и устно, но в обеих случаях его стиль остается совершенным. Ему чужды многословие и ложная многозначительность, пустая риторика...».

Попытки чиновничьей работы не привели ни к чему хорошему. Наоборот, как мы знаем, окончились они плачевно потерей казенных бумаг. И Кобдикова, как ненадежного, уволили с должности. Оставалось лишь любимое дело – поэзия, праздно-походная жизнь певца среди самой гущи народа. И Толеу, не задумываясь, выбирает этот путь.

К тридцати годам он становится одним из самых известных поэтов Каркаралинского уезда. В своей Дагандинской волости (нынешний Чубартауский район) он любим и уважаем. Иные знатные люди его побаиваются: ведь этому беспечному балагуру ничего не стоит осмеять их скупость или другие пороки. Так случилось с богатеем Тошаном из рода байсеит. Достается и полуграмотным муллам, и чиновникам от казны. А простой люд его любит. Любит за то, что он весь открытый, отдает все чем богат, и нужду их знает. С ним долгие зимние вечера кажутся короче. На джайлау его приглашают все. Ведь без него ни один праздник не интересен. А в трудное время бодрящее его слово, как лекарство больному, особенно нужно.

Пример тому – трудный шестнадцатый год. Обеспокоенный поражениями на фронте, царь Николай Романов распорядился брать на службу всех казахов от 19 до 31 года. Казахский народ не примирился с клятвоотступником, восстал. Начались волнения на родине Толеу, в Дагандинской волости. Были и такие аулы, которые выход видели за кордоном. Сыграло роль и то, что в Китае проживало немало сородичей их рода кереев, и граница была близка. И аулы начали подниматься. Кому-то надо было это остановить.

Но кому? Волостной управитель уже не пользовался властью, ни авторитетом; приглашать вооруженный отряд – не выход из положения, наоборот – ускорение откочевки; и властный жест аксакалов – не та сила, что была раньше. Может быть меткое слово акына сделает то, что не в силах другие?

Одним словом, совет аксакалов рода постановил: это должен сделать Толеу-акын, только лишь он, никто кроме него.

И поэт вскоре поехал вслед за аулами, уже откочевавшими с родных угодий. Говорят, он догнал их перед границей. К удивлению всех, остановил. Не силой, не властью. Только лишь песней. Он спел им свой толгау – «Сары-Арка» (золотая степь), ставший с тех пор знаменитой.

«О Сары-Арка, золотая степь моя! Сколько веков тебе, родина моя! Колыбель моих дедов, прадедов! Ты полна озерами, лазурной гладью; реками, прозрачными как алмаз. Чего стоит твой целительный воздух и бездонное синее небо! Высоки травы твои, и горы, как люди разные. Ты вырастила всех нас и закалила, сделала сильными. Ветры твои обжигали наше тело. Бураны били нас в лицо. И солнце тебя не щадило. Но мы не стали от того слабыми. Любые невзгоды перенесли. Потому что ты – единственная колыбель, родина наша. Мы тебя защищали от врагов. Сколько раз отстаивали и сколько еще раз придется за тебя постоять. И не дадим никому, никогда! И никогда не покинем тебя. Разве можно от колыбели, от матери отказаться? Разве можно от тебя убежать? Проклятье тому, кто тебя предает. Проклятье всякому, кто тебе изменит!...» Так пел акын Толеу. Перевод мой не передает и десятой доли того, что было сказано поэтом в этом толгау. Он пел о родных местах каждого аула, называя десяток мест поименно. И как они описаны! Одним словом, песня-жир затронула сердце каждого откочевника, и они не выдержали. Говорят, не заметили, как повернули назад.

Пришла новая жизнь. Степь преображалась. И люди ее тоже. Вместе с ними рос и поэт Толеу. Он с радостью встретил весть о свержении царя, об Октябрьской революции. Он слагал новые и новые стихи. Не только поэтическими творениями участвовал он в этой новой жизни, но и личным трудом.

Должен сказать, что к сожалению, почти не дошли до нас его стихи, написанные в те годы. А то, что помнил поэт наизусть, восстановить позже оказалось делом трудным. На наш взгляд, толгау «Сары-Арка» является вершиной всего поэтического наследия акына. Судьбе угодно было, чтобы песня эта родилась в трудный год и сыграла решающую роль в жизни населения целой волости. Но роль ее не кончается этим. Спустя многие годы она повернет судьбу и самого поэта.

В начале тридцатых годов, в годы временных трудностей в Казахстане, поэт вынужден был переехать в Сибирь. Он жил в Барнауле, Бийске, и, наконец окончательно обосновался под Новосибирском. Несмотря на возраст, работал в колхозе, пас скот. Не до стихов было ему в те годы. Многое забылось, а новых стихов он просто не слагал. Может быть, так и прожил бы оставшиеся годы, но случилось непредвиденное, почти удивительное.

Перед войной, к двацатипятилетию народного восстания, вышел сборник стихов казахских акынов под названием «1916 год». Кем-то был включен в этот сборник небольшой отрывок из толгау «Сары-Арка». За отрывком следовала подпись «Толеу». Одно только имя. Ни фамилии, ни адреса, ни даты. Жив ли автор, или его уже нет? Никто ничего не знал о нем. Правда, по стилю и по содержанию стиха можно было догадаться, что автор - выходец из степи. Но ведь эта степь – территория более чем пяти областей! Где его искать?

Знатоки народной поэзии, говорят, указывали на Толеу – сына Копжера и Куандык. Однако поэта под фамилией Копжеров тоже не было. Дело в том, что при получении паспорта вкралась ошибка, и Копжер превратился в Кобдик. А Толеу, ни о чем не догадываясь, спокойно жил в Сибкрае, как называли казахи этот край в то время. Литературоведы вскоре забыли о поэте Толеу. Но не забывалось его творение «Сары-Арка».

Однажды, уже во время войны, Мухтар Омарханович Ауэзов, находясь в Карауле, в доме Архама Исхакова (сына Какитая Исхакова, племянника Абая, впервые издавшего стихи поэта в 1909 году в Санкт-Петербурге), взяв в руки сборник «1916 год», как говорят , с горечью высказался вслух:

Очень сильный поэт этот Толеу. Не знаю, кто он, жив ли. Даже по этому небольшому отрывку видно, что он сильный. В неизвестности пропадает талант, а какой даровитый!

- Как не знаешь, - удивленно переспросил Архам, - это же сын Куандык, акын-кыза Сабирбая. Жив ли, не знаю, но слышал, что он под Новосибирском.

Этот разговор окончился тем, что Мухтар Омарханович снабдил Архама Исхакова деньгами и тот через некоторое время отправился в путь, чтобы привезти поэта вместе с его семьей в родные края. В том же 1942 году Толеу Кобдиков вернулся на родину и обосновался в Чарском районе. Возвращение в родные края благотворно повлияло на старого акына, и он вернулся к своей любимой музе – поэзии.

Почти сказка, хотя здесь – чистая правда. Стихи помогли найти поэта, и он, благодарный судьбе и поэзии, запел во весь голос. Часто участвовал в айтысах, слагал новые стихи, звал людей на труд и подвиг во имя скорейшей победы над врагом, воспевал неутомимых тружеников. Не только словом, но и личным трудом участвует он в этой борьбе, работает, несмотря на возраст, в колхозе. В эти же годы он по памяти восстанавливает свои стихи. Увы, все стихи восстановить, к сожалению, не удается. Но и того, что вспомнил, достаточно, чтобы издать один за другим три сборника стихов. В них вошли новые стихи поэта, написанные в послевоенные годы. Назовем лишь некоторые из них: «Песня о победе», «Сыновьям», «Тулегену», «Слово о степи», «Напутствие весне», «Разве мне семьдесят лет?...», «Песня о жизни», «Два слова», «Дайте слово старому акыну», «Голосую от сердца» и др. Перечень названия стихов о многом не скажет не посвященному читателю разве лишь о тематике их. А между тем, круг интересов старого поэта обширен и разнообразен: от колхозной жизни до тонких душевных раздумий мудрого старого человека.

Автору этих строк недавно сын поэта, учитель Каракольской средней школы Аягузского района Мурат Толеуов, кстати тоже поэт, принес стихотворение отца «Разговор с сыном», неопубликованное ранее. Оно написано в день рождения Мурата, самого младшего сына Толеу, в 1937 году. На первый взгляд кажется, что оно сугубо интимное, личное. Но это лишь на первый взгяд. Стихотворение построено ввиде диалога малыша Мурата с отцом. Какая там бездна глубоких мыслей о пережитом и будущем, как великолепны форма, композиция, идея!

Таких «интимных» стихов у Кобдикова много. Нам лишь остается пожелать, чтобы они, освободившись от сугубо литературоведческих ярлыков, вошли в избранное поэта, и стали достоянием широких читателей.

В настоящем очерке мы не ставили себе задачу разбирать творчество поэта. Стоит ли пересказывать содержание стихов, когда они еще ждут своих переводчиков, своих исследователей?!

18 октября 1954 года Президиум Верховного Совета Казахской ССР присвоил Толеу Кобдикову почетное звание народного акына. Поэт жаждет творить, чтобы ответить на высокую награду делом, всем жаром души и сердца. Но, увы, возраст и болезнь берут свое. Поэт скончался через месяц после объявления Указа 22 ноября 1954 года, в возрасте восьмидесяти лет. Прах его покоится в пяти километрах от Чарска, на сопке Бас Караул.

С тех пор прошло двадцать лет. Стихи поэта пережили его, и, по-видимому, будут жить еще много - много лет. Певец степи народом не забыт. В аулах и сейчас можно неожиданно услышать какую-либо из импровизаций Кобдикова, сочиненную по поводу того или иного события. И книги его пользуются успехом.

Свидетельство тому – решение издательства «Жазушы» переиздать лучшие творения поэта к его юбилейной дате.

Можно ли считать умершим человека, если слово его не забыто? – писал когда-то его учитель, великий Абай. В отношении Толеу Кобдикова, чье столетие отмечаем мы в нынешнем году, эти слова оказались пророческими. Ни одно стихотворение, ни одна строка его творений не забыты. Они бережно сохранены и живут в памяти благодарных потомков. А память народная – вечна.

Сарсекеев М. Песнь, что расплескалась вокруг: К 100-летию со дня рождения Толеу Кобдикова // Иртыш. – 1974. – 13 марта. – с. 4.